Над законом - Страница 96

– Возможно, ему намекнули, – сказал Сорокин.

– Вот как? Намекнули... Кто же, если не секрет?

– Не секрет. Я ему намекнул.

– В общем-то, я так и думал. Ясное дело: его надо было выманить из норы. На живца, так сказать. Только почему ты, Сорокин, прямо ему не сказал: так, мол, и так, вот тебе фамилия, адрес и фотография, иди и возьми его, если ты такой крутой...

Ну, позвонил бы мне, предупредил... И на коньяк не пришлось бы тратиться, и Архипыч был бы жив.

Всего-то полгода ему до пенсии оставалось...

– Зря ты так, – тяжело играя желваками, сказал Сорокин. – Кто же знал, что эти сволочи старика не пожалеют? В толк не возьму, зачем они его убили.

– Ты еще скажи спасибо, что не пытали. Видно, нашелся среди них один умный, догадался начальством прикинуться, не поленился. А могли бы просто включить утюг.

– Ну, понес, – протянул Мещеряков.

– На войне как на войне. Архипыч твой, между прочим, тоже погоны носил.

– У-ух-х, полковники, – сквозь зубы сказал Илларион и сильно ударил кулаком по укрепленному на стене спилу старой липы, служившему мишенью для метания ножей. – Что же это вы делаете, а? И, главное, как спелись... Будто всю жизнь вместе. Быть вам депутатами, не иначе.

– Опять оскорбления, – поморщился Мещеряков. – Тебе не кажется, что ты много себе позволяешь? Слишком много ты нянчишься со своей хваленой совестью, Забродов! Есть такое слово – долг.

Слыхал ты его когда-нибудь?

– Я в отставке, – сказал Илларион, – и никому ничего не должен. Тем более вам.

– Зато мы на службе, – сухо сказал Мещеряков. – И, как на войне, делаем что можем.

– Моими руками.

– Твоими руками. Можешь считать себя мобилизованным. Когда ежедневно гибнут люди и летят на ветер миллиарды – это что, по твоему, нормально? Что по этому поводу говорит твоя совесть?

А не ты ли спокойно подставил ту несчастную девчонку, когда потребовалось? Не кривись, не кривись! Давай начистоту! Ты, боевой офицер, инструктор спецназа, профессионал, будешь говорить мне, что жизнь одного никудышного мента важнее, чем успешное завершение этого дела? Ведь Летов не один – их тысячи, и каждый сосет, как пиявка, и они будут сосать, пока не высосут все досуха.

– Ч-черт, – выругался Илларион и метнулся к книжным полкам. – Вот, – он положил ладонь на матово поблескивающие корешки, – все это написано величайшими умами человечества. И все они сходятся в одном: самая завалящая жизнь дороже тысчи тонн платины. Дороже, понимаете?

– Но?.. – вставил Мещеряков.

– Правильно – но!.. Но боевой устав спецназа говорит совсем другое. Я всю жизнь пытаюсь свести здесь концы с концами, и никак не получается.

– Что ж, посиди, подумай, – тяжело вставая, сказал Сорокин. – Торопить не будем.

– Правильно, – глядя в окно, сказал Илларион. – Киллер поторопит.

– Тьфу на тебя, – сказал Мещеряков. – Пошли, Сорокин.

– Коньяк заберите, полковники, – не оборачиваясь, сказал Илларион.

Глава 18

С утра дождя не было, и даже асфальт чудесным образом подсох – на светло-сером фоне только кое-где темнели сырые островки с прилипшими затоптанными листочками – уже желтыми, хотя большинство деревьев еще могло похвастать поношенным летним обмундированием. Светало с каждым днем все позже, и Илларион возвращался с утренней пробежки в сереньком сумраке, слабо разбеленном экономным светом фонарей. Приветствуя на бегу знакомых собачников, он обогнул цементную чашу фонтана и по центральной аллее сквера направился в сторону дома. Сегодня собачникам было на что посмотреть: время от времени он сворачивал в сторону и с разбега перепрыгивал через садовые скамейки, давая выход все еще бурлившему внутри раздражению. Вчерашний разговор разбередил душу. Кроме того, Иллариону было просто обидно, что его использовали вслепую. Меньше всего его волновало предполагаемое нападение киллера: кто предупрежден, тот вооружен, так что волноваться следовало не ему, а наемному убийце.

В конце концов Илларион решил временно принять в качестве руководства к действию именно боевой устав, а не творения великих гуманистов прошлого и настоящего. Чем могли ему помочь в сложившейся ситуации Фолкнер и Кампанелла?

Он немного задержался, чтобы сделать несколько дополнительных упражнений – накопившаяся энергия требовала выхода. Злость понемногу проходила – в конце концов, Сорокина можно понять.

Больно царапало то, что в этом оказался замешан Мещеряков, хотя его позиция тоже была вполне оправданной – полковник всю жизнь общался с людьми, готовыми в любую минуту шагнуть в огонь.

Илларион был одним из таких людей, и история с молоденькой сельской учительницей Викой Юрьевой подтверждала это на сто процентов. Она ведь выжила по чистой случайности, и это лежало на совести Забродова тяжким грузом. Слава богу, что все обошлось, подумал Илларион, перебегая дорогу.

Слева от него внезапно взревел двигатель и завизжали шины. Забродов резко повернул голову и увидел темно-синюю 'девятку', которая, стремительно оторвавшись от тротуара, с пугающей скоростью приближалась к нему. Он был внутренне готов к подобному повороту событий и потому успел отскочить в сторону. Машина вильнула, пытаясь все же зацепить его, но этот фокус был рассчитан на бизнесмена с брюшком и портфелем, одетого в длиннополое пальто, а не на инструктора спецназа – Илларион легко увернулся, успев в долю секунды заметить опущенное стекло задней дверцы и вороненый ствол автомата из окна.

Завизжали тормоза и снова заревел двигатель – 'девятка' подала назад, выводя автоматчика на позицию. Илларион быстро огляделся и нырнул под прикрытие стоявшего поодаль старенького 'ниссана'. В глаза бросилось выписанное объемными металлическими буквами на забрызганном грязью багажнике название модели – 'синяя птица', показавшееся Иллариону до смешного нелепым в приложении к этому ржавому одру едва ли не двадцати лет от роду.